|
Страница 12 из 13
Франция
23 декабря 679 на охоте близ города Стенэ был убит последний дееспособный представитель Меровингской династии Дагоберт II. Впоследствии Меровинги стали объектом всевозможных сказочных вымыслов – так вот, с убийством де-факто последнего Меровинга сказка, предыстория кончилась и началась история. Я предлагаю считать 680 г. годом основания первого французского 400-летнего цикла. До власти дорвались ушлые мажордомы. В 732 г. (почти аккурат началом лучшей второй половины Золотого века) франки одерживают историческую победу над арабами в битве при Пуатье. В БСЭ про это нет ни слова. Тем не менее, победа действительно была исторической, ибо победи арабы – неизвестно, насколько было бы отсрочено рождение Великого Европейского мифа и, соответственно, европейской культуры. Вместо Франции был бы Франкистан и мечеть Парижской Богоматери – впрочем, это упущение в нынешней Франции активно наверстывается. В 1982 году появилась книга англоязычных авторов Бэйджента, Лея и Линкольна “The Holy Blood and Holy Grail”, в русском переводе вышедшая под названием «Священная загадка». Произошло ли это с благословения масонов, решивших, что настало время приоткрыть завесу над одной из своих «светлых тайн», или стало исключительно результатом добросовестных научно-богословских изысканий авторов книги, я не берусь судить. Но факт тот, что этим было положено начало многосерийному пошлому детективу, к которому приплели Иисуса Христа, Марию Магдалину, Иосифа Аримафейского, династию Меровингов, крестоносцев, тамплиеров, некоторых деятелей эпохи «возрождения» и барокко. В богословском плане предложенная концепция отказывается обсуждать божественность Иисуса Христа, но глубоко и всесторонне рассуждает о его человеческой природе, подчёркивая, в частности, его происхождение из израильского царско-священнического рода согласно родословной, представленной в Евангелии от Матфея. Далее, по мнению авторов книги, священные для христиан события развивались несколько иным образом, чем принято думать. Христос не был распят на кресте (вместо него распяли кого-то другого) – соответственно, не было его мученической смерти и торжества воскресения. Здесь авторы не оригинальны – подобный мотив присутствует в Коране, и они честно признаются, что именно Коран, не в последнюю очередь, вдохновил их сделать такой вывод. Эта легенда также присутствует в некоторых апокрифических евангелиях и является стержнем эбионизма (иудеохристианства). Но не менее главным и интересным (а также не менее дерзким) предположением является то, что Иисус был женат на Марии Магдалине, и у них были дети, равным образом, как и сам Иисус, претендующие на владычество над «избранным народом» и «землёй обетованной». После возникновения основного христианского мифа – о распятии и воскресении Иисуса – его семья представляла опасность как для христианской миссии, будучи в состоянии опровергнуть этот миф, так и для иудейских ортодоксов, не поддерживающих его кандидатуру на трон. Поэтому Иосиф Аримафейский (согласно этой легенде – шурин Иисуса) и Мария Магдалина покинули Палестину, найдя приют в еврейской общине на юге Галлии – в Марселе, где сейчас хранится часть мощей св. Марии Магдалины. Сюда, в Марсель Иосиф и Магдалина привезли Святой Грааль – чашу с божественной кровью – Saint Graal, который можно прочитать и как Sang Real или Sang Royal – «королевская кровь». Чаша с кровью Христовой, таким образом, утрачивает всякое буквальное значение и становится обозначением потомков Иисуса — царя-священника, равных которым по благородству происхождения трудно представить (по крайней мере, в обществе, равнявшемся на ветхозаветное благочестие). Второй ключевой момент этой гипотезы: в V веке потомство Иисуса и Марии Магдалины каким-то образом породнилось с королевским родом франков и произвело на свет династию Меровингов. Вообще, насчет происхождения Меровингов бытуют разные версии. Причина такого неравнодушия к Меровингам — приписываемые им чудесные способности. Возможно, они действительно были королями-магами, королями-чудотворцами, что наделяло их весомой легитимностью. Само слово Merovinge ближе всего к французскому слову «merveille» — чудо.В 486 году Римская церковь заключила пакт с могущественным королем франков Хлодвигом, в результате которого Рим получил надёжное покровительство и установил духовную власть над Западной Европой, а Хлодвиг, крестившись, получил благословение править этими землями и титул «Нового Константина». Для Хлодвига, однако, ничего принципиально не изменилось. Он и так был настоящим королем и не нуждался ни в каком миропомазании. Рим, по существу, легитимизировал не Хлодвига, а будущих представителей его династии.
После смерти Хлодвига в 511 году его королевство было разделено между четырьмя его сыновьями. Со временем централизованная власть стала ослабляться, а меровингская династия по каким-то причинам приходила в упадок. На этом фоне все большее значение приобретала новая сила — мажордомы. Они как-то поддерживали порядок и не давали государству распасться. Римская церковь все больше склонялась к тому, чтобы подвигнуть мажордомов на полный захват власти в королевстве франков.
23 декабря 679 года в лесу близ города Стенэ, на охоте, был убит последний из дееспособных Меровингов — Дагоберт II. Молчаливо одобрив это убийство, Римская церковь тем самым совершила предательство, чего потомки Меровингов ей никогда не простили. Сигиберта IV — сына Дагоберта II и вестготской принцессы Гизелы де Редэ удалось спасти от заговорщиков и тайно переправить в Лангедок, во владение его матери в 681 году. Впоследствии посредством династических браков меровингская кровь стала достоянием многих аристократических семейств Аквитании, Бретани, Анжу, Шампани и Лотарингии. Именно при дворе графов Шампанских (из-под пера Кретьена де Труа) около 1188 года вышел один из первых романов о Граале.
Между тем после убийства Дагоберта II на франкском троне продолжали оставаться представители побочных ветвей меровингской династии, но реального значения это уже не имело. Однако и мажордомы до определенного момента не решались впрямую занять трон, как будто речь шла о чужих, не принадлежащих им правах. Ни Пепин д’Эристаль — убийца Дагоберта II, ни его сын Карл Мартелл, чье правление было блестящим, при котором франки разгромили арабов при Пуатье в 732 году и по чьему имени будущая династия получила имя Каролингов, не провозглашали себя королями. От подобного суеверного отношения к трону отказался лишь Пепин Короткий. В 754 году он низложил последнего из меровингских монархов Хильдерика III и заточил его в монастырь.
Церковь поспешила признать новую династию и учредила церемонию коронации, которая отличалась от случая с Хлодвигом тем, что здесь речь шла не о признании уже существующего легитимного владыки, а о создании нового. «Ex nihilo». Меровинги не оставляли попыток вернуть себе франкский трон, но успеха их попытки не имели. Они продолжали оставаться королями без королевства. «Что же должен был сделать король без владений, — вопрошают авторы «Священной загадки», — если не найти или не создать королевство? А какое королевство выбрать, если не самое драгоценное из всех — Палестину, Святую Землю, по которой ходил сам Иисус? Владыка такого королевства, не будет ли он равен другим владыкам Европы? Царствуя в самых священных местах на земле, не возьмет ли он справедливый реванш над Церковью, той Церковью, которая четыреста лет тому назад предала его предков»?Среди четырех европейских принцев, отправившихся в первый крестовый поход, Готфрид Бульонский, герцог Лотарингский, был единственным, кто порвал все связи с родиной, продав все свое имущество, как будто был уверен, что «Святая Земля» воздаст ему за это сторицей. 15 июля 1099 года, в пятницу в 3-м часу пополудни, т.е. в тот же день недели и в то же время суток, когда был распят Иисус Христос, его войска берут Иерусалим, и конклав таинственных выборщиков отдает ему трон создаваемого королевства Аутремер (по-видимому, Autre Mer, «Другое Море»), но он скромно ограничивается титулом «защитника Гроба Господня», а титул короля после его смерти в 1100 году принимает его брат Бодуэн. По просьбе Готфрида на горе Сион возводится аббатство, становящееся обителью заранее (!) учрежденной Сионской общины. Вскоре, в 1118 году учреждается орден Рыцарей Храма (тамплиеров), являющийся военным крылом Сионской общины. (Здесь и далее я продолжаю излагать события с точки зрения авторов «Священной загадки».)
Таким образом, и Крестовые походы и яркий культурный феномен сказаний о Граале получает конспирологический подтекст. Ведь легенда о Граале раскрывает происхождение Готфрида Бульонского и его родственников, которое им теперь, когда у них было своё королевство на Святой Земле, не было нужды скрывать. Имеется, правда, одна несостыковка в этой теории: Иерусалим был взят в 1099 году, а роман Кретьена де Труа вышел около 1188-го, т.е. через год после того, как он был обратно отвоеван сарацинами в 1187 году. Между 1190 и 1199 годами появляется «Роман об истории Святого Грааля» Робера де Борона. А между 1195 и 1216-м — «Парцифаль» Вольфрама фон Эшенбаха. Поток «Граалиады» иссякает с падением франкского королевства в Палестине в 1291 году и разгромом тамплиеров в 1307-м. Здесь «все чисто». Далее следует полная тишина до 1407 года, когда за эту тему берется Томас Мэлори. Авторы приводят, как им, вероятно, кажется, убийственный аргумент, который можно было бы озвучить так: «А почему, собственно, сказания о Чаше с божественной кровью появляются лишь спустя десять веков после того, как эта кровь была источена»? Аргумент, вроде бы, серьёзный. Поэтому и к его опровержению следует подойти с подобающей серьёзностью и обстоятельностью.
Многие исследователи пишут о Граале, как о женственном символе. Д. Мэттьюз в книге «Традиция Грааля» пишет: «…Грааль символизирует собой плодородное, изобильное, жидкое и несущее надежду начало. Это полностью женственный символ божественной любви, которая, как некая отдельная от Христа сущность,полностью отсутствует — что примечательно — в экзотерическом христианстве… Идея… о женственном начале Божества слишком часто встречается в различных традициях… В иудаизме это Шекина, а в исламе — Сакина… Сакина символизировала состояние покоя, а также момент понимания и блаженства, что напоминает нам те же состояния, которые раньше или позже приходили ко всем, кто искал Грааль. Исламу был известен и гностический образ Софии, Невесты Бога… Этот образ, пронизывающий всю западную цивилизацию, берет свое начало с идеи Платона о душе мира, которая потом связывается с идеей Мудрости, персонифицированной в образе женщины. Образ Софии и ее функции стали ассоциироваться с воздействием Святого Духа — как если бы она сама была женственным аспектом Творца, — а Св. Дух, как известно, в христианской иконографии изображался в виде голубя. Важно и то, что голубь обычно представлял женственную, материнскую заботливость…» Не самого лучшего автора я избрал для цитирования, но мне важно было продемонстрировать связь между Граалем и основными архетипами пробуждающейся на рубеже I-II тысячелетий н.э. Европы.
Для более тонкого уяснения сущности Грааля нужно разобраться в характере той культуры, которая породила его на свет. Для этого обратимся к антинаучной, но верной культурологической концепции О. Шпенглера, изложенной им в двух томах «Заката Европы». Она поможет и дать ответ на вопрос, почему Грааль, будучи христианским символом, появился лишь на рубеже I и II тысячелетий христианской эры.Грааль — то символ и миф. Символика и мифология составляют язык культуры. Каждой культуре присущи биографические праформы. Подобно живому организму культура зарождается, взрослеет, достигает расцвета и зрелости, увядает и умирает. Здесь нет места линейному однонаправленному времени и повсеместно принятой в исторической науке схеме «древний мир — средние века — новое время». «Одновременные» эпохи разных культур могут отстоять друг от друга на тысячелетия. Так, арийские героические сказания, ранневедические гимны знаменуют рождение индийской культуры около 1500 г. до н. э. Аналогичное событие в Европе происходит около 900 г. н. э., когда появляются народный и рыцарский эпос, легенды о святых. Это пробуждение и юность «фаустовской» (термин Шпенглера) души. Творцы этой весны — Иоахим Флорский, Бернард Клервоский, Франциск Ассизский, Фома Аквинский и др. Христианство же по своим форме и стилю принадлежит к культуре, называемой Шпенглером «арабской». Оно является одной из форм выражения «магической» (он же) души. Первые всплески, первые сознательные ростки этой культуры различимы на рубеже христианской эры и выражены ближневосточным синкретизмом (Кибела, Митра, Ваал и другие божества) первохристианством, гнозисом, манихейством. Из имен можно назвать апостола Павла, Маркиона, Оригена, Плотина, Мани. Летний расцвет фаустовской души выражен в появлении философских абстрактных учений в сфере чистого мышления, готикой и ренессансом в архитектуре и искусстве. Это XIV—XVII века. Магическая душа «расцвела» византийской, иудейской, сирийской, коптской, персидской литературой VI—VII вв.; базиликами, купольными постройками, мозаичной живописью и искусством арабески. Характерно, что ислам в этой оригинальной и непривычной системе координат выглядит не как рождение нового мировоззрения, но как рационалистически-пуританское оскудение уже имеющегося, примерно сопоставимое с протестантизмом в Европе. Зрелость первоосенья в мысли выражается в появлении великих завершающих философских систем: йоги, санкхьи и веданты — в Индии, учений Платона и Аристотеля — в античной культуре, классической немецкой философии (Гёте, Кант, Гегель, Фихте) — в Европе. В искусстве — в выработке зрелой художественности. Барокко и рококо, голландская масляная живопись, контрапунктическая музыка, стиль ампир — в Европе. Ионическая колонна, фресковая живопись, классическая пластика от Мирона до Фидия — в Греции. Мечеть, «мавританское искусство» — у «арабов». Упадок и увядание поздней осени и зимы выражаются в начале космополитической цивилизации, в критицизме и скепсисе, в распространении взгляда на жизнь как на проблему и соответствующим неадекватным интересом к морали и этике, в рационалистическом культе науки, пользы и счастья, в распространении последнего миронастроения. Так, О. Шпенглер полагает, что полное оскудение индийской, античной, фаустовской души соотносится как буддизм — стоицизм — социализм. В это время искусство становится «привычкой, роскошью, спортом, стрессом». В Европе — это Лист, Берлиоз, Вагнер; импрессионизм. В Риме — гигантские форумы, термы, колоннады, Колизей. В Египте — колоссы Мемнона, искусство Кносса и Амарны, гигантские постройки Луксора, Карнака и Абидоса. Культура, умирая, плавно перетекает в цивилизацию — стадию окостенения и завершенности. Органическое переживание сменяется механическим переосмыслением. Вместо рождения новых форм в искусстве происходит бесконечная перетасовка старых, отмерших. Искусство превращается в «труп красоты», способный лишь на рефлекторное блудливое подергивание. (Таково, по крайней мере, впечатление С. Булгакова, посетившего выставку П. Пикассо в 1914 году.) Деревенское, общинное «кровно-почвенное» мировосприятие исчезает, уступая место внерасовому и внеландшафтному «духу» мирового города.
Итак, как видим, в культуре отражается душа народа. Культура является самовыражением души в формах. Абстрактное в данном случае понятие «душа» следует вербализовать, в первую очередь, как мирочувствование. А последнее слагается из особого, только этой общности людей свойственного переживания пространства. Фаустовская душа переживает пространство, по словам Шпенглера, как бесконечную даль. Поэтому в основе форм этой культуры лежит тяготение к бесконечному, как в пространственном, так и во временном смысле. И когда фаустовская душа пробудилась и ей потребовался великий символ, чтобы «…в чувственной форме ухватить свое прачувство нескончаемого времени, истории и последовательности поколений, она поставила в центр Mater dolorosa, а не страдающего Спасителя, и на протяжении целых веков цветущей задушевности этот женский образ являлся высшим проявлением фаустовского мироощущения и целью всей поэзии, искусства и благочестия. Еще и сегодня в культе и молитвах католической церкви, но прежде всего в чувствах верующих Иисус занимает второе после Марии место». Далее Шпенглер рассуждает так: «Насколько невозможно в зороастризме найти хоть одну брахманическую черту, а в древнем христианстве хотя бы след античного мироощущения, но лишь одни имена, образы и внешние формы, так же мало способно было и западное, кельто-германское христианство воспринять хотя бы легкий привкус мироощущения той религии Иисуса (при том, что оно переняло весь ее арсенал высказываний и обычаев).
Подобное переживание пространства—времени, как бесконечной, неизведанной дали формирует одну из основных особенностей фаустовской души — прачувство заботы. Античному и индийскому поклонению детородной силе она противопоставила знак материнской любви… Мать, держащая дитя — будущее — у груди: культ Марии в этом новом, фаустовском смысле расцвел лишь в столетие готики. Это не есть общехристианская черта, т.к. магическое христианство возвело Марию в качестве Теотокос, в совершенно по-иному прочувствованный символ. Кормящая грудью мать столь же чужда древнехристианско-византийскому искусству, сколь и эллинскому… Мадонна с младенцем Иисусом вполне соответствует египетской Исиде с младенцем Гором — обе есть заботливые матери. Этот символ со смертью египетской культуры исчез на целые тысячелетия, на все время античной и арабской культуры, для которых он не мог иметь абсолютно никакого значения, чтобы наконец вновь пробудиться к жизни фаустовской душой… В идее материнства заключается бесконечное становление. Женщина-мать есть время, есть судьба. Подобно тому, как мистический акт переживания глубины созидает из чувственного протяженное, а стало быть, и сам мир, так через материнство возникает телесный человек, как отдельный член этого мира, в котором ему назначена теперь своя судьба. Все символы времени и дальности суть также символы материнства…Забота есть прачувство будущего, а всякая забота несет на себе знак материнства. Она оповещает о себе в образованиях и идеях семьи и государства и в принципе наследственности, лежащем в их основе. Можно воспринимать время под знаком мгновения или под знаком вечности. И оттого всеми средствами искусства воплощать либо зрелище зачатия и рождения, либо образ матери с ребенком на груди. Кормящая мать указует на будущее и совершенно отсутствует в античном искусстве. Уже на самой заре готики Мария Теотокос византийских мозаик становится Mater Dolorosa, Матерью Божьей, матерью вообще. Вся картина мира раннеготического человечества пронизана чем-то материнским, заботливым, претерпевающим, и когда фаустовское мирочувствование созрело до самосознания, оно поставило в средоточие своей картины мира не страдающего Спасителя, а страдающую Мать. В 1250 г. в Римском кафедрале господствующее место, которое в Париже и Амьене занимал еще Христос, предоставлено Мадонне, и к тому же времени тосканская школа в Ареццо и Сиене начинает вкладывать в византийский тип изображения Теотокос выражение материнской любви… Все устремление юной расы, вся жажда этой мощно струящейся крови покорно преклониться перед смыслом крови, нашла свое выражение в образе Девы и Матери Марии. Ее небесное коронование сделалось одним из наиболее ранних мотивов готического искусства, где она является посреди небесного воинства в виде облаченной в белое, синее и золотое пресветлой фигуры. Начиная с рубежа тысячелетия Петр Дамиани и Бернар Клервосский разработали ее культ; возникли Ave Maria и канон Благовещения, а позже у доминиканцев — четки. Ее саму и ее образ окружают бесчисленные легенды. Она оберегает церковную сокровищницу благодати, она — великая заступница». Итак, Грааль – слишком великий символ, чтобы появиться на свет по чьему-то субъективному произволу. Полубезсознательному, сновидческому лепету детской души приходит время стать внятной, поэтической речью. Смутный миф принимает вид возвышенной, утончённой легенды. Волшебный котёл из кельтских преданий превращается в Чашу с божественной кровью – Святой Грааль. Его появление на рубеже I-II тысячелетий на весеннем гребне молодой фаустовской души, трепещущей и преклоняющейся перед непостижимой женственностью, вполне закономерно, и иначе быть не могло. Параллельно происхождению от Иисуса Христа и Марии Магдалины авторы «Священной загадки» разрабатывают и менее сенсационную версию происхождения Меровингов от одного из колен израилевых. Эта версия была очень распространенной в раннем средневековье, когда Рим пытался доказать преемственность европейских монархов ветхозаветным царям. Такие попытки, на мой взгляд, нужно рассматривать в контексте поисков легитимности. Я думаю, что вектор этих поисков естественным образом обращается туда, откуда происходит актуальная форма, интерпретация вечной и неизменной Истины. (Фраза, отдающая геноновским традиционализмом, но ничего точнее на ум не приходит). Для христиан такой стороной является Палестина — «Святая Земля». Оттуда же и «должны», по их мнению, происходить настоящие правители. К V веку, ко времени появления франков на исторической сцене, христианство уже помирилось с Ветхим Заветом, и во многом на его фундаменте возводило свою догматику.
Общественное мнение, которое всегда радо обманываться, поспешило признать наверняка сфабрикованную Римом версию о палестинском, «святоземельном» происхождении могущественных франкских королей-чудотворцев.
Посмотрим, как с точки зрения авторов «Священной загадки» могли пересечься Меровинги и палестинское племя. Согласно некоторым исследователям, жившим в разные исторические эпохи, франкское племя происходило из Греции (особенно часто упоминается область Аркадия и древний город Троя), французский язык возник на греко-пеласго-этрусской основе, а франкские короли были потомками критских и троянских царей. Там же в Аркадии, уже согласно исследованиям Бэйджента, Лея и Линкольна, обитали потомки колена Вениаминова — одного из двенадцати колен израилевых, изгнанных с земли обетованной за проступок, описываемый в книге Судей (XIX—XXI). По их же мнению, с XVII века самым многозначительным намеком на этот «факт» будет считаться картина Николя Пуссена «Et in Arcadia ego» («И вот я в Аркадии»). …Колену Вениамина в Палестине принадлежал среди прочих городов и Иерусалим. Об этом говорится в книге Иисуса Навина (XVIII, 28). Прежде чем стать столицей Давида и Соломона, Иерусалим по полному праву принадлежал Вениамину и его потомкам. Люди из колена Вениамина почитали Богиню-Мать под видом Велиала (т.е. Ваала) — культ, близкий вавилонской Иштар и финикийской Астарте… Мне не удалось найти прямых свидетельств этого в самом Ветхом Завете, но предположение является в чем-то обоснованным, так как в книге Исхода повествуется о том, что стоило Моисею удалиться в горы на «встречу» с Яхве, как его соплеменники тут же восставили Золотого Тельца — т.е. того же Ваала — и стали приносить ему жертвы. Вполне возможно, что подобное не раз случалось и впоследствии.
Этот культ Ваала — Богини-Матери – сыны Вениамина принесли в Аркадию, где позже он слился с культами Деметры, Дианы и Артемиды. В Аркадии они породнились с правящим домом. А в начале христианской эры эти смешанные племена эмигрировали через Карпаты и Паннонию на Рейн, где слились с тевтонскими племенами, и вновь образованное племя известно уже под именем франков-сикамбров. «Под именем Ардуины Артемида становится богиней Арденн, а ведь именно из Арденн франки-сикамбры войдут в Галлию. Тотемом Артемиды был медведь — Каллисто, мать Аркаса — медвежонка, покровителя Аркадии… Именно поэтому слово «Урсус», часто применяемое к Меровингам, не может считаться простым совпадением». Во всем этом повествовании, на мой взгляд, две серьезные натяжки. Первое: почему изгнанники должны были отправиться именно в Аркадию? И второе: почему царствующая семья Аркадии должна была породниться с какими-то пришельцами? Неужели только на основании родства исповедуемых культов?.. Кстати, что собой представлял этот с позволения сказать «культ Богини-Матери» — весьма красочно, ссылаясь на книги пророков Иезикииля, Иеремии, Исайи, Ездры, описывает тот же А. Одинцов. «…В Иерусалиме были построены многочисленные «блудилища», то есть, храмы, в которых иерусалимляне занимались ритуальным сексом «с каждым, кто проходил мимо» — египтянами, ассирийцами, со всеми, начиная от Ханаана до земли Халдейской, ведя себя как «необузданная блудница».
Хорошо известно, что практически все древние языческие культы сопровождались оргиастическими поклонениями, включавшими в себя человеческие жертвоприношения и сексуальные обряды. С поклонением идолам, почитание которых связывалось с плодородием и чувственным вожделением, повсеместно была распространена культовая проституция… Пророк Иеремия категоричен в своих оценках. Он описывает ужасную картину разврата и идолопоклонства. В его книге говорится, что Израиль «на всяком высоком холме и под всяким ветвистым деревом блудодействовал», уподобившись «резвой верблюдице» в её месяце (2:20,23; 3:6,8), дочь Израилева откровенно «распутствовала с чуждыми» (3:13)… Обращаясь к Иеремии, Господь говорит об Иерусалиме: «Видел Я прелюбодейство твоё и гнусные ржания твои, твою проституцию и твои мерзости на холмах, в поле» (13:27). Дева Израилева совершила «крайне гнусные дела» (18:13). Сам Бог свидетельствует через пророка, что «сыновья Иуды и сыновья Израиля только зло делали перед очами Моими от юности своей (т. е. с самого начала своей истории)… только прогневляли Меня делами рук своих» (32:30). Иерусалим с самого дня его постройки существовал для гнева и ярости Господа, для того, «чтобы Я отверг его от лица Моего&;raquo; (32:31)».
А вот этот фрагмент достоин особого внимания: «Многочисленные места Ветхого Завета свидетельствует о том, что израильтяне практиковали кровавые человеческие жертвоприношения и сожжения, совершая служение Ваалу, Астарте и другим идолам. Культ под названием «молох», один из самых ужасных и кровавых, был распространён в среде израильтян ещё со времён исхода из Египта. Пророк Амос говорит, что во времена странствования по пустыне евреи «носили скинию Молоха» (Ам. 5:26), что следует интерпретировать как совершение в скинии культа под названием «молох»,… в процессе которого сжигались дети жертвователя. Свидетельства о служении в то время культа «молох» и об употреблении в этих целях скинии были тщательно зачищены в процессе кодификации Торы. Это и понятно, если исходить из того, что данный культ отличался особенно отвратительным характером… Таким образом, те, от кого мы привыкли слышать упреки в нашей расовой ущербности (мол, чистых русских не осталось, все вы смешаны с татарами – и всё это вопреки очевидности и, например, заявлениям разработчиков генетического оружия, которые со знанием дела утверждают, что русские есть эталонные европеоиды, ибо нет такого генетического оружия, которое нанесло бы ущерб русским, а немцев или шведов оставило бы неповрежденными) сами нуждаются в доказательстве своей расовой чистоты. И доказать это у них не получится, ибо их собственные пророки открыто говорят, что вместо древних семитов пред их очами чернявый ханаанский сброд.
Итак, пожалуй, за такое «почитание Богини-Матери» от индоевропейских владык можно было и огрести по полной. Думать же о том, чтобы «породниться с правящим домом», вовсе не приходилось – самим бы в этой печке не оказаться. …Таким образом, благодаря происхождению от Вениамина Меровинги имели права на Иерусалим. В этом пункте — о наследстве — смыкаются две исследуемые Бэйджентом, Леем и Линкольном гипотезы о происхождении династии Меровингов. С этой точки зрения Готфрид Бульонский, как ни посмотри, законно претендовал на Иерусалим — столицу Иудеи. С одной стороны, как потомок Иисуса Христа — царя иудейского (табличку с этой надписью на него повесили при распятии не в насмешку, а как признание его действительного статуса), а с другой стороны — как потомок Вениамина, кому искони принадлежал Иерусалим. Но здесь же обнаруживается ненужность еретической гипотезы. Обнаруживается, что игра не стоит свеч, а сенсационность оборачивается пшиком. В самом деле, чего дров ломать, если Иисус Христос был не тем, кем принято считать правильными христианами, а «всего лишь» царем иудейским? Что принципиально нового дает Меровингам происхождение от него? Царский статус и право наследовать Иерусалим. Но это у них уже и так имелось благодаря наследованию от Вениамина. (Остатки этого племени, оправившись от избиения, впоследствии дали Израилю его первого царя Саула). А освобождением Гроба Господня, получается, вдохновлялись лишь простые шевалье, горожане и крестьяне. А их вожди, оказывается, знали, что нет никакого Гроба, никакого сошедшего и распятого Господа. Есть, мол, только Иисус Христос – Царь Иудейский, и есть его потомки, идущие, силами наивных идеалистов, забрать то, что принадлежит им по праву рождения… Всё это в высшей степени сомнительно.
Подводя итог сказанному, отмечу, что «Священная загадка», вольно или невольно, достигла одной неблаговидной цели. Цель эта, выражаясь языком дона Мигеля, – антропоморфизация, умаление архетипа. А выражаясь языком родных осин – отдать святыню псам, сделать христианство ещё менее арийским.
Ну а теперь после сказки – быль. Единое Франкское государство можно рассматривать как часть французской истории, поскольку франки в нём были, как это сейчас говорят, «государствообразующим народом».
По Верденскому договору 843 г. Западнофранкское королевство досталось внуку Карла Великого – Карлу II Лысому (840-877). С началом Железного века того цикла пресеклась династия Каролингов, и феодалы избрали королём графа Гуго Капета (987-996), владевшего Парижем и Орлеаном. Фактическая власть первых Капетингов – Гуго Капета, Роберта 2 (996-1031), Генриха 1 (1031-60) и Филиппа 1 (1060-1108) ограничивалась пределами небольшого королевского домена. Ничего особенно интересного больше об этом 1 французском цикле узнать не удалось, да и авторы «Священной Загадки» тоже мне в этом особо не подсобили. 2 цикл (1080-1480) протекает гораздо интереснее. Что в первую очередь хочется отметить – совпадение эпохи Крестовых походов (1096-1270) с двумя первыми веками цикла – с его светлой половиной. Франция – крестоносная страна. Благодаря Крестовым походам происходит экономический подъём – организуются центры производства и торговли, особенно на южном побережье. В 12 в. постепенно преодолевается феодальная раздробленность. При короле Людовике 6 Толстом (1108-37) были подчинены непокорные феодалы внутри королевского домена (Иль-де-Франс). Но в худшую половину Золотого века англичанам удалось завладеть большим количеством земель – Нормандия, Мен, Анжу, Пуату, Аквитания). С Плантагенетами пришлось бороться Людовику 7 (1137-1180) и Филиппу 2 Августу (1180-1223). При последнем французами был одержан ряд крупных побед, в частности при Бувине в 1214. В результате Нормандия, Мен, Анжу и сев. часть Пуату вошли в состав королевского домена. Характерная черта первой худшей половины Серебряного века – Альбигойские войны (1209-15, 1216-29). Вершиной того цикла стало правление Людовика 9 Святого – последнего крестоносца (1226-1270). При Филиппе 4 Красивом (1285-1314) в состав королевского домена вошли богатое графство Шампань (1285) и Лион с областью (1307). Но в решающей битве за Фландрию при Куртре («битва шпор») в 1302 войско Филиппа было наголову разбито фландрскими ремесленниками. Это уже первая половина Медного века. Филипп 4 без разрешения папы обложил налогами церковные земли, за что был отлучен папой Бонифацием 8 от церкви. Филиппу удалось провести свою кандидатуру на папский престол и перенести его пребывание в Авиньон (Авиньонское пленение пап 1309-1377). Стоит отметить противоречивый и крайне интересный с точки зрения конспирологии эпизод борьбы с орденом тамплиером (1307-1314), который был Филиппом разгромлен, но сам Филипп в 1314 г. был отравлен масонами-тамплиерами, и это явно была месть. Конец первой половины Медного века отмечен пресечением династии Капетингов в 1328 г. На французский престол предъявил права внук Филиппа Красивого по женской линии английский король Эдуард 3.
В 1337 началась Столетняя война. Историки утверждают, что подлинной причиной этой войны стала борьба за французские земли, находящиеся в руках англичан на континенте и за промышленно развитую Фландрию. Некоторая неправильность (а дело происходило уже в лучшей половине Медного века) заключается в том, что англичане поначалу одержали ряд побед в битвах при Слёйсе (1340), Креси (1346) и Пуатье (1356). В последней из указанных битв в плен англичанам попало множество знатных феодалов и сам король Иоанн 2 Добрый (1350-64). Дофином Карлом были срочно созваны Генеральные штаты, чтобы изыскать новые средства на ведение войны и выкуп короля. Но, вследствие того, что многие дворяне уже сложили головы или оказались в плену, Генеральные штаты оказались укомплектованными выходцами 3 сословия, получившими наконец благоприятную возможность выразить своё плебейское недовольство поборами. Дофин разогнал их к чёртовой матери. В ответ в 1357 Париж восстал. А в конце мая 1358 на северо-востоке началась небезызвестная Жакерия. Французская верхушка вынуждена была в 1360 заключить с англичанами перемирие, оставив за ними крепость Кале и всю юго-западную Францию. Карл 5 (1364-1380) упорядочил сбор налогов, ввёл систему наемных войск, построил флот и артиллерию. В 1370-х гг. военные действия возобновились, и французы одержали ряд побед. Англичане смогли удержать только несколько приморских крепостей (Байонна, Бордо, Шербур, Брест и Кале). Медный век закончился, как и положено, на мажорной ноте. Железный век начинается очень точно, с 1380 г., со вступлением на престол Карла 6 Безумного (1380-1422). Возобновляются феодальные распри. Образуются два враждебных лагеря – бургиньонов во главе с бургундскими герцогами и арманьяков во главе с графами Арманьяк.
Естественно в БСЭ приводятся данные о множестве народных восстаний, каждому из которых присвоено определённое имя (восстание каких-то тюшенов, майотенов, кабошьенов). Всем этим БСЭ безсовестно напрягает читателя, вместо того чтобы привести какие-нибудь пикантные подробности из жизни безумного короля и его двора. В начале 15 в. англичане возобновили боевые действия. На их сторону встали бургундские герцоги, в то время владевшие не только Бургундией, но и Фландрией. После победы при Азенкуре в 1415 г. англичане овладели всей северной Францией, включая Париж. Английский король Генрих 5, женившись на дочери Карла Безумного, объявил себя наследником франц. престола. После почти одновременной смерти Генриха 5 и Карла 6 Безумного (1422) во Франции, разделенной на 2 части, оказалось 2 короля – на севере Генрих 6 Английский, малолетний сын и наследник Генриха 5, а в центральной Франции – сын и наследник Карла 6 Карл 7 (1422-1461). Когда англичане в 1428 г. начали продвижение на юг и подошли к Орлеану, то они получили народную войну. К этому периоду относится житие небезызвестной Жанны д’Арк. Были освобождены Орлеан (1429) и ряд других городов.
В 1453 г. война закончилась полной победой Франции, в руках англичан остался только порт Кале. Франция выкарабкалась благодаря подъему Медного века своего простонародья, который англичане спровоцировали начаться чуть раньше, чем положено. Железный век ещё дал о себе знать феодальным мятежом под названием Прагерия (1440). Последний аккорд Железного века – Бургундская война (1474-77 гг.), в которой погиб бургундский герцог Карл Смелый в битве при Нанси. По существу в Железном веке уже проступают черты Золотого века следующего цикла, который оказался как бы спровоцированным той героической победой на более скорое наступление. Людовик 11 (1461-83) – это типичная фигура собирателя земель, законодателя, реформатора. Уже в его правление проступили первые черты абсолютизма. В 1481 был присоединён Прованс, а в 1491 – Бретань. В том Золотом веке Францией правили короли Людовик 12 (1498-1515), Франциск 1 (1515-1547), насколько мне известно очень почитаемый французами и Генрих 2 (1547-59). 1494-1559 Итальянские войны, закончившиеся для Франции без особого успеха. По Като-Камбрезийскому миру 1559 г. король Генрих 2 вынужден был отказаться от притязаний на Италию, но вместе с тем Франция закрепила за собой 3 важные крепости в Западной Лотарингии – Мец, Туль и Верден.
Во второй половине 16 в. Франция вступает в полосу хозяйственного упадка, в ней начинают сказываться последствия т.н. революции цен (что это такое – я разузнать не удосужился, видимо она связана с большим притоком золота из испанских колоний). На этом фоне начинаются религиозные гугенотские войны (1562-94). Поскольку Золотой век немного раньше наступил, то, вероятно, немного раньше он и закончился. Хотя возможно, подобное явление подпадает под пункт 3 аномалий (для подъема Золотого века остается его третья четверть, а четвертая, таким образом, представляет упадок). Гугенотство распространилось в первую очередь на юго-западе страны, где сильны были традиции сепаратизма. Север оставался католическим. Во главе католического лагеря стоял могущественный род герцогов Гизов, кальвинистскую партию возглавляли Бурбоны – побочная ветвь правящей династии Валуа. Обе клики, пользуясь слабостью последних королей Валуа (Франциск 2, 1559-60, Карл 9, 1560-74, Генрих 3, 1574-89) пытались захватить власть в свои руки. Апофеозом противостояния стала небезызвестная Варфоломеевская ночь 30 августа 1572 г., красочно описанная в романе Дюма «Королева Марго». В 1576 на юге Франции образовалась самостоятельная гугенотская республика, возглавлявшаяся аристократией и поддержанная городской верхушкой южно-французских городов. В том же году католики объединились в Католическую лигу. Всё происходящее весьма характерно для упадка Серебряного века, который по моей версии начинается в 1580 г. 12 мая 1588 г. в Париже произошло восстание, в результате которого Генрих 3 покинул Париж. Власть захватили демократические элементы, равно как в Лионе, Орлеане, Руане, Пуатье и других городах.
Во Франции одновременно оказалось несколько правительств: гугенотское во главе с Генрихом Бурбоном, королем Наваррским, католическое – с Генрихом Гизом и правительство короля Генриха 3. Испанский король Филипп 2, призванный Католической лигой, начал вооруженную интервенцию. Естественно, БСЭ упоминает о бесконечных крестьянских восстаниях, но чаще они упоминаются как раз с 1580 г. – с начала упадка Серебряного века. Наконец, королем признается вождь гугенотов Генрих Бурбон, после своего перехода в католичество. По Нантскому эдикту 1598 гугенотам делаются значительные религиозные и политические уступки (около 200 крепостей и замков, армия в 25000 чел., гугенотская республика продолжала существовать). В том же году путем заключения мира с Испанией было покончено с испанской интервенцией.
К началу 17 в. Франция оправилась и от хозяйственного кризиса. Началась колонизация Канады. В 1610 г. в разгар подготовки к войне с Габсбургами Генрих 4 был убит благочестивым католиком Равальяком. Новая феодальная смута оказалась недолгой (1610-21). Генеральные штаты, созванные в 1614 г. не поддержали требований дворян. С деятельностью Ришельё (1624-42) – первого министра Людовика 13 (1610-43) связан подъём Серебряного века. За 2 года до формального начала подъема Сер. века, в 1628 г. взята Ла-Рошель и тем самым прекращено с делением страны на 2 части. В 1629 взяты гугенотские крепости Ним, Монтобан, Монпелье и Кагор. У гугенотов были отобраны политические права. В 1632 г. был разгромлен аристократический мятеж. В 1635 г. Франция открыто вступает в Тридцатилетнюю войну, начав против Габсбургов военные действия в Южных Нидерландах, Северной Италии и на Рейне. Первые годы войны французы терпят поражения и в 1636 г. испанские войска подошли вплотную к Парижу. В 1639-40 гг. произошёл перелом в пользу Франции и к 1643 г. она добилась значительных успехов. Вестфальский мир 1648 г., заключенный уже при преемнике Ришельё Мазарини стал торжеством французской внешней политики. Франция получила значительную часть Эльзаса. По Пиренейскому миру 1659 г., завершившего войну с Испанией (1635-59) к Франции отошли Артуа и Руссильон. Венчает цикл первая половина правления Людовика 14 (1661-1715). Нимвегенские мирные договоры 1678-79 это зенит французского могущества (1680 г. – вершина цикла по моей версии).
Медный век протекает тоже очень правильно. В 1686 против Франции образуется Аугсбургская лига в составе Голландии, Австрии, Испании, Швеции, Савойского герцогства и мелких итальянских и немецких княжеств. Это уже предтеча антифранцузской коалиции в войне за Испанское наследство (1701-14), которую Франция с треском проиграла. Подъем Медного века выразился в выигрышных для Франции войнах за Польское наследство (1733-35) и за Австрийское наследство (1741-48). В Семилетней войне (1756-63) Франция успешно выступила против Пруссии, но потерпела поражение от Англии. По Парижскому миру 1763 она отдала Англии почти все свои колонии в Северной Америке, Индии и Африке. Дальнейшая история Франции хорошо известна. Революция с её зверствами, Директория с её коррупцией, безсмысленные наполеоновские войны, Реставрация, верхушечные революции и перевороты. Ну и наконец, Седанская катастрофа 1870 г., Парижская коммуна и Третья республика – апофеоз. 1880 г. – начало нового 400-летнего цикла. Франция вступила в него со всем шизофреническим наследством просветителей и революции. Если Русь пребывала во 2 цикле под монгольским игом, Китай в своем нынешнем цикле Золотой и большую часть Серебряного века – под властью маньчжурской династии, то Франция пребывает в рабстве идей т.н. свободы, равенства и братства. Поэтому на вершине подъема нынешнего цикла (лучшая половина Серебряного века наступает в 2030 г.) Франция имеет шанс свергнуть это идейное иго. Ей в этом помогут цветные мигранты, раздражение которыми вынудит французов отказаться от левых ценностей и, возможно, вновь стать крестоносной державой.
|
